РАБОТА

Зимой троллейбусы похожи на передвижные морозильники для живых людей. Даже уютные занавесочки на окнах не добавляют тепла.

Автобус пересекает незаметную границу и въезжает в дождь. Не попадает под дождь, а именно въезжает. Но никто из пассажиров не замечает этого, все слишком заняты собой. Лужи вскипают крупными пузырями - ливень.

Над незавершенными новостройками, взирающими на прохожих укоряющими провалами пустых оконных проемов, возвышаются стрелы кранов, похожие на фламинго с подбитым крылом.

Вдоль дороги поле. Из низкой, жесткой травы то и дело столбиками встают суслики.

Я еду на работу.

Работа у меня - не бей лежачего. Целый день, с девяти тридцати до девятнадцати тридцати, я практически ничего не делаю, ну и получаю соответственно.

Основная моя обязанность - открывать дверь, когда позвонят в домофон. Ну еще время от времени наводить порядок и проводить разъяснительные беседы с посетителями. Вот это-то и утомляет больше всего - я плохо переношу большое количество малознакомых людей, особенно, когда им всем одновременно что-то от меня нужно. Поэтому домой я обычно прихожу в состоянии фрукта, только что побывавшего в жарких объятиях соковыжималки. Естественно, на домашние дела у меня уже не остается ни сил, ни времени, ни даже желания. Более того, у меня уже не остается ничего на саму себя. Я с тоской наблюдаю за ежедневно увеличивающимся слоем пыли на мебели в моей комнате, слушаю, как жалобно потрескивают дверцы шкафа, сгибаясь под тяжестью навешенного на них барахла - я меняю одежду под настроение, бывает, даже до нескольких раз на дню, а лишнее убрать на место руки не доходят. Ну и еще куча всяких бумаг и справочников добавляют хлама - следы моей творческой деятельности.

Что хорошо в моей работе, так это то, что у меня достаточно возможностей в течении дня заниматься своим любимым делом - творчеством, если, конечно, настроение есть. Я могу почти спокойно писать или рисовать. Почти - это потому что домофонные звонки то и дело отвлекают. Я даже начинаю злиться, что мне мешают, вырывают из придуманного мира, в который я погружаюсь, когда творю. Мне немедленно хочется разнести несчастный аппарат вдребезги хорошо рассчитанным ударом кулака и убить всех тех, кого нелегкая несет именно в этот момент - особенно если замок заедает и домофон начинает заливаться прежде, чем я успеваю от него отойти хоть на шаг. Я скрежещу зубами, но держу себя в руках, даже мой голос в динамике звучит бесстрастно-ровно, как у автомата.

А когда у меня нет настроения творить или я чем-то огорчена и расстроена, я просто бессмысленно пялюсь в окно, ни о чем не думая. Смотрю и ничего не вижу, оживляюсь только тогда, когда вдалеке появляется крохотный с такого расстояния железнодорожный состав - одно из самых любимых зрелищ. Отрываюсь от этого никчемного занятия только когда меня зовут для выполнения очередного поручения.

И все-таки эта работа лучше, чем прежняя, хотя мне и приходится делать кучу вещей, не входящих в мои прямые обязанности.То в магазин сбегать, то сгоревшую электороплиту или сломанный домофон починить, то просверлить дыры в бетонных стенах (адский труд, скажу я вам, особенно если дрель не имеет функции отбойного молотка), то мебель передвинуть, а то и открывашкой поработать.

Начальство меня любит - а как же, где они еще найдут себе такую безотказную дурочку, как я? Мне даже прощают мои частые опоздания...

Весь день проходит в плохоосвещенном душном помещении.

Но наконец утомительный рабочий день закончен и я выхожу на улицу, вдыхая свежий воздух - настолько свежий, насколько свежим он может быть вечером в загазованном атомобильном городе.

Солнце смеется мне прямо в глаза, луна хохочет у меня за спиной - один из редких дней, когда оба светила одновременно гуляют по перевернутой чаше небосвода.

Я поджидаю подходящий транспорт или, если хочется прогуляться, иду пешком. Я возвращаюсь домой.

А завтра будет еще один такой же безумно скучный и пустой рабочий день.

26. 05. 2003